ВАДИМУ ТИХОНОВУ, Моему любимому первенцу посвящает автор эти трагические листы. |
Все говорят:Кремль,
Кремль. Ото всех я слышал про него, а
сам ни разу не видел. Сколько раз
уже (тысячу раз), напившись или с
похмелюги, проходил по Москве с
севера на юг, с западана восток, из
конца в конец, насквозь и как попало
- и ни разу не видел Кремля.
Вот и вчера опять не
увидел, - а ведь целый вечер
крутился вокруг тех мест, и не так
чтоб очень пьян был: я, как только
вышел на Савеловском, выпил для
начала стакан зубровки, потому что
по опыту знаю, что в качестве
утреннего декохта люди ничего
лучшего еще не придумали.
Так. Стакан зубровки.
А потом - на Каляевской - другой
стакан, только уже не зубровки, а
кориандровой. Один мой знакомый
говорил, что кориандровая
действует на человека антигуманно,
то есть, укрепляя все члены,
ослабляет душу. Со мной почему-то
случилось наоборот, то есть душа в
высшей степени окрепла, а члены
ослабели, но я согласен, что и это
антигуманно. Поэтому, там же, на
Каляевской, я добавил еще две
кружки жигулевского пива из
горлышка альб-де-дессерт.
Вы, конечно, спросите:
а дальше, Веничка, а дальше - что ты
пил? Да я и сам пут±м не знаю, что я
пил. Помню - это я отчетливо помню -
на улице Чехова я выпил два стакана
охотничьей. Но ведь не мог я
пересечь Садовое кольцо, ничего не
выпив? Не мог. Значит, я еще чего-то
пил.
А потом я пошел в
центр, потому что это у меня всегда
так: когда я ищу Кремль, я неизменно
попадаю на Курский вокзал. Мне ведь,
собственно и надо было идти на
Курский вокзал, а не в центр, а я все-таки
пошел в центр, чтобы на Кремль хоть
раз посмотреть: все равно ведь,
думаю, никакого Кремля не увижу, а
попаду прямо на Курский вокзал.
Обидно мне теперь
почти до слез. Не потому, конечно,
обидно, что к Курскому вокзалу я так
вчера и не вышел. (Это чепуха: не
вышел вчера - выйду сегодня). И уж,
конечно, не потому, что проснулся
утром в чьем-то неведомом подъезде (оказывается,
сел я вчера на ступеньку в подъезде,
по счету снизу сороковую, прижал к
сердцу чемоданчик - и так и уснул).
Нет, не потому мне обидно. Обидно
вот почему: я только что подсчитал,
что с улицы Чехова и до этого
подъезда я выпил еще на шесть
рублей - а что и где я пил? и в какой
последовательности? во благо ли
себе я пил или во зло? Никто этого не
знает, и никогда теперь не узнает.
Не знаем же мы вот до сих пор: царь
Борис убил царевича Димитрия или же
наоборот?
Что это за подъезд? я
до сих пор не имею понятия; но так и
надо. Все так. Все на свете должно
происходить медленно и неправильно,
чтобы не сумел загордиться человек,
чтобы человек был грустен и
растерян.
Я вышел на воздух,
когда уже рассвело. Все знают - все,
кто в беспамятстве попадал в
подъезд, а на рассвете выходил из
него - все знают, какую тяжесть в
сердце пронес я по этим сорока
ступеням чужого подъезда и какую
тяжесть вынес на воздух.
Ничего, ничего, -
сказал я сам себе, - ничего. Вот -
аптека, видишь? А вон - этот пидор в
коричневой куртке скребет тротуар.
Это ты тоже видишь. Ну вот и
успокойся. Все идет как следует.
Если хочешь идти налево, Веничка,
иди налево, я тебя не принуждаю ни к
чему. Если хочешь идти направо - иди
направо.
Я пошел направо, чуть
покачиваясь от холода и от горя, да,
от холода и от горя. О, эта утренняя
ноша в сердце! О, иллюзорность
бедствия. О, непоправимость! Чего в
ней больше, в этой ноше, которую еще
никто не назвал по имени? Чего в ней
больше: паралича или тошноты?
Истощения нервов или смертной
тоски где-то неподалеку от сердца? А
если всего поровну, то в этом во
всем чего же все-таки больше:
столбняка или лихорадки?
Ничего, ничего, -
сказал я сам себе, - закройся от
ветра и потихоньку иди. И дыши так
редко, редко. Так дыши, чтобы ноги за
коленки не задевали. И куда-нибудь
да иди. Все равно куда. Если даже ты
пойдешь налево - попадешь на
Курский вокзал; если прямо - все
равно на Курский вокзал; если
направо - все равно на Курский
вокзал. Поэтому иди направо, чтобы
уж наверняка туда попасть. - О тщета!
О, эфемерность! О,
самое бессильное и позорное время в
жизни моего народа - время от
рассвета до открытия магазинов!
Сколько лишних седин оно вплело во
всех нас, в бездомных и тоскующих
шатенов! Иди, Веничка, иди.
Предыдущая глава Содержание Следующая глава