и тогда все, все расскажу.
Потерпите. Ведь я-то терплю! Ну, ко-
нечно, все они считают меня дурным
человеком. По утрам и с перепою я
сам о себе такого же мнения. Но ведь
нельзя же доверять мнению чело-
века, который еще не успел
похмелиться! Зато по вечерам - какие
во мне бездны! - если, конечно,
хорошо набраться за день - какие
бездны во мне по вечерам!
Но - пусть. Пусть я
дурной человек. Я вообще замечаю:
если человеку по утрам бывает
скверно, а вечером он полон
замыслов, и грез и усилий - он очень
дурной, этот человек. Утром плохо,
вечером хорошо - верный признак
дурного человека. Вот уж если
наоборот - если по утрам человек
бодрится и весь в надеждах, а к
вечеру его одолевает изнемо- жение -
это уж точно человек дрянь, деляга и
посредственность. Гадок мне этот
человек. Не знаю как вам, а мне гадок.
Конечно, бывают и
такие, кому одинаково любо и утром,
и вечером, и восходу они рады, и
заходу тоже рады, - так это уж просто
мерзавцы, о них и говорить-то
противно. Ну уж, а если кому
одинаково скверно - и утром, и
вечером, - тут уж я не знаю, что и
сказать, это уж конченый подонок и
мудозвон. Потому что магазины у нас
работают до девяти, а Елисеевский -
тот даже до одиннадцати, и если ты
не подонок, ты всегда сумеешь к
вечеру подняться до чего-нибудь, до
какой-нибудь пустяшной бездны...
Итак, что же я имею? Я
вынул из чемоданчика все, что имею,
и все ощупал: от бутерброда до
розового крепкого за рупь тридцать
семь. Ощупал - и вдруг затомился я
весь и поблек... Господь, вот Ты
видишь, чем я обладаю. Но разве это
мне нужно? Разве по этому тоскует
моя душа? Вот что дали мне люди
взамен того, по чему тоскует душа! А
если б они мне дали того, разве
нуждался бы я в этом? Смотри,
Господи, вот: розовое крепкое за
рупь тридцать семь...
И весь в синих
молниях, Господь мне ответил: - А для
чего нужны стигматы святой Терезе?
Они ведь ей тоже не нужны. Но они ей
желанны.
- Вот-вот! - отвечал я
в восторге. -Вот и мне, и мне тоже -
желанно мне это, но ничуть не нужно!
- Ну, раз желанно,
Веничка, так и пей, - тихо подумал я,
но все медлил. Скажет мне Господь
еще что-нибудь или не скажет?
Господь молчал. Ну,
хорошо. Я взял четвертинку и вышел в
тамбур.
Так. Мой дух томился
в заключении четыре с половиной
часа, теперь я выпущу его погулять.
Есть стакан и есть бутерброд, чтобы
не стошнило. И есть ду- ша, пока еще
чуть приоткрытая для впечатлений
бытия. Раздели со мной трапезу,
Господи!
Предыдущая глава Содержание Следующая глава